Меня всегда поражают мужчины, которые не хотят работать.

Почему-то вся моя семья, как и многие на общественных полях выращивали картофель. На работе навкалываются, а вечером едут на поля, комаров кормить, чтобы зимой было что поесть. Ведь раньше и картошку было купить не вдруг. Помню посадил я картофель на солдатском поле за поселком Виллози рядом с Красным Селом.

Солдатская была явно невкусная, а у меня был сорт Синеглазка. И надо же разглядели, где вкусная. Прихожу на свои борозды, а в середине квадрат с сотку уже выкопан. Начинаю работу, а тут и помощники. Не заметили меня маленького, да согнутого в три погибели за солдатской высокой ботвой. Они и мешки сбросили с плеч, но увидев меня, спокойно лямки надели на плечи, короткие лопаты взяли в руки и пошли назад. Я смотрел на их, простите, невозмутимые рожи, не похожие не на бомжей, не на пьяниц, и поражался, что они вполне самодовольные и их мой пристальный взгляд ничуть не смущал. Попробуй сделать замечание, – убили бы эти здоровые откормленные бугаи.

Второй случай был совсем другим. Приезжаю на поле, где сажала картофель Гатчинская ЦРБ (у меня был самый лучшей на то время сорт картофеля Луговской), а его так чисто убрали, что ни одной картошечки не оставили. После этого картофель нигде не выращивал.

Когда я имел свой семенной магазин, то жулики приходили разные.

Но один из них меня удивил больше всех. Крутит передо мной самую крупную купюру и что-то заказывает, потом требует сдачу.

Я прошу деньги, он поднимает скандал и показывает мне удостоверение майора милиции. Я дал сдачу, он спокойно ушел. Успокоившись, я вспомнил, сколько таких бумажек должно лежать в кассе. Закрыв магазин, я пулей обежал два рынка. Надо-же он первым меня увидел и сказал своим дружкам. Они стояли кружком на небольшой площадке на вещевом рынке.

Но он и ахнуть не успел, как рука была вывернута, а он лежал лицом, упертым в асфальт. Только мужики двинулись на меня, я им крикнул.

– Вмиг изуродую. Грабитель терпел боль, а шелохнуться не мог.

Я стал кричать охранникам, чтобы вызвали милицию, но они сказали, что у них нет телефона. Врали. Компания оживилась и предложила отдать деньги. Пострадавший встал и стал отряхиваться.

– Зачем же так, сразу. Костюм измазал, а мне завтра выступать на гастролях, ведь я музыкант, флейтист. Не веришь? Я удостоверение тебе покажу.

Из пяти разных корочек, он действительно нашёл нужное удостоверение, и мою купюру. Я ему тогда сказал, что не стыдно тебе в таком возрасте этим заниматься и целоваться с асфальтом, ведь выглядишь вполне солидным человеком.

В автобусе меня спрашивает женщина, не помню ли я её. Услышав нет, она напомнила разговор на перроне о неурожае яблок.

– Вы знаете, что произошло. Спрашивают билетик, а у меня в сумке нет документов, телефона и кошелька, в котором оставалось полпенсии. Когда мы с вами разговаривали, подошёл мужчина, вы его не запомнили?

– Я плохо помню лица.

– Так он при входе в электричку, этак по-приятельски, вырвал сумку из рук и усадил меня на свободное место.

– Я помню дословно, что я ему сказал: «Мужчина, извините мы разговариваем о деле, прошу не мешать». Он заговорил с Вами, вы ему повторили почти то же самое. Тогда он сказал с улыбкой: «Только что отзвучал праздник Великой Победы, а я отдал флоту тридцать лет жизни. Несколько раз тонул на корабле. В звании подполковника демобилизовался.

– Где ты «плавал»?

– На Черном море.

– Я помню вы ему нагрубили и ушли, что мне его, старика, даже жалко стало. А с виду приличный человек.

– Но это только с виду, а нутро черное. Пенсию получает и чужой не брезгует, к тому же у женщины украсть!

На этом наш разговор закончился.

Александр Баскаков